Литературный Саратов

Одна из древнейших улиц нашего города протянувшаяся вдоль берега Волги — это улица Лермон­това (она же Музейная, она же Покровская, она же Пароходная). Ни в личной переписке Михаила Юрьевича Лермон­това, ни в многочисленных литературоведческих работах, посвященных жизни и творчеству великого русского поэта, нет прямых указаний на его пребывание в Сара­тове или Саратовской губернии. Однако изучение некото­рых произведений поэта и свидетельств современников дает основание предполагать, что он бывал в селе Лесная Нееловка Саратовского уезда (ныне Базарнокарабулакского района) – в имении своего деда А. А. Столыпина, а возможно и в Саратове предположительно в 1820, 1825, 1830, 1836 и 1839 годах.

В октябре 1950 года в Саратов приезжал известный исследователь творчества и биографии М. Ю. Лермонто­ва литературовед И. Л. Андроников. В письме, опубли­кованном в университетской газете «Ленинский путь» за 10 октября 1950 года, он писал: «...мне удалось обна­ружить некоторые материалы и указания, связанные с Лермонтовым, который, несомненно, бывал в Саратове и Саратовской области, хотя это и не исследовано в спе­циальной литературе».

Достоверно подтвердить, что юный Лермонтов действительно приезжал в Саратов не удалось, но в январе 1830 года он мог вместе со своей бабкой и воспитатель­ницей Е. А. Арсеньевой приезжать на свадьбу А.А. Столыпина – родного младшего брата бабушки поэта. Большое семейное торжество, каким являлась свадьба «общепризнанного и всеми уважаемого главы столыпинского рода» должно было собрать всех родственников вместе.

В течение двух недель юный поэт жил в доме А. А. Столыпина. Как предполагают, особняк находился против нынешне­го здания авиационного техникума. Гвардейский офицер-артиллерист А.А. Столыпин был одним из героев Бородинского сражения. Этот род оружия, как известно, решил тогда исход боя. Возможно именно под впечатлением всего увиденного и услышанного в доме деда, в том чис­ле рассказов поэта-партизана Д. В. Давыдова, который читал здесь своё знаменитое стихотворение «Бородинское поле» («…Отдайте мне ваш день, день вековечной славы!»), артилле­риста А. А. Столыпина и других ветеранов Отечественной войны – участников Бородинского сражения, при­езжавших на свадьбу, Лермонтов написал здесь стихо­творение «Поле Бородина» (целый ряд фрагментов которого потом перешёл в хрестоматийный текст «Бороди­но»). Есть огромный соблазн считать, что именно к Столыпину, участнику Отечественной войны 1812 г., ему, человеку, отмеченному в Бородинской битве самим фельдмаршалом КУТУЗОВЫМ, Лермонтов обращался с бессмертным: «Ска­жи-ка, дядя, ведь недаром…»

Кстати, венчал молодых протоиерей Гав­рила ЧЕРНЫШЕВСКИЙ (отец того самого). И известно доподлинно, что торжества были в доме невесты Столыпина – М. А. Устиновой, в доме ее деда Устинова на Покровской улице (теперь ул. Лермонтова, 34, зда­ние областного музея краеведения). И хотя многие исследователи литературоведы указывают, что Михаил Юрьевич не мог быть в Саратове и находился в это время в другом месте, на что есть документальные доказательства, но легенда о свадьбе Столыпина и присутствии на ней Лермонтова оказалась очень живучей.

Саратов еще раз отразился в творчестве поэта. На вспыхнувшую в Саратове эпидемию холеры он откликнулся стихотворением «Чума в Саратове» (1830). Известно, что стихотворение является не более чем откликом на эпидемию холеры (не чумы) в Саратовской губернии и других территориях Поволжья, а сам поэт находился в это время в Москве. В строках этого, небольшого по объему, произведения проявился весь трагизм тех событий:

«Чума явилась в наш предел,
Хоть страхом сердце стеснено
Из миллиона мертвых тел
Мне будет дорого одно.
Его земле не отдадут,
И крест его не осенит,
И пламень, где его сожгут,
Навек мне сердце охладит».

В связи со 150-летием со дня рождения поэта испол­ком городского Совета переименовал Покровскую улицу, на которой расположен бывший особняк М.А Устинова, в улицу Лермонтова. На фасаде музея установлена мемориальная доска. Но вот ни памятника, ни хотя бы бюста поэта в Саратове так и не появилось.

Был ли Александр Сергеевич Пушкин в Саратове — кто его знает? Саратовские краеведы не пришли к единому выводу. А вот бюстов поэта целых три. Собственно бюст на улице Пушкина, в 1937 г., когда со дня гибели великого поэта прошло ровно 100 лет, Малая Кострижная улица в Саратове была переименована в улицу Пушкина. Много позже в 1999 году там и был установлен памятник Пушкину, другой памятник в саду Липки, раньше в Липках была целая аллея с бюстами великих писателей и композиторов, но остался один Пушкин и также был установлен в 1999 году. И третий бюст на фасаде дома А. Н. Вольского – бывший особняк, известный также как дом с бюстами Пушкина и Мицкевича. Улица Пушкина – одна из самых коротких в городе – находится в центре Саратова между улицами Горького и Вольской.

Собирая сведения для своей «Истории Пугачева», Александр Сергеевич Пушкин совершил путешествие по местам Крестьянского восстания. Мог ли он не посетить Саратовского края, где началась пугачевская смута? В письме к своей жене 19 сентября 1833 года Александр Сергеевич писал: «…завтра еду к яицким казакам, пробуду у них дня три – и отправлюсь в деревню через Саратов и Пензу». Как на самом деле продолжилось его путешествие, и был ли он при этом в городе Саратове, мы доподлинно не знаем. Помимо этого письма не сохранилось каких-либо других документов или свидетельств. Однако в «Записной книжке» поэта отмечено, правда очень неразборчиво, что здание Дворянского собрания в Казани лучше, чем в Саратове.

Некоторые идут еще дальше и доказывают, что действие «Евгения Онегина» происходило в Саратове... Одним из аргументов в пользу этой версии приводят строки из «Евгения Онегина»: «Меж гор, лежащих полукругом...». Именно так был расположен старый Саратов. С трех сторон город окружали горы, с четвертой — Волга. И еще «Гонимы вешними лучами С окрестных гор уже снега Сбежали мутными ручьями На потопленные луга...». «...И направлялся налегке К бегущей под горой реке...». «Господский дом уединенный, Горой от ветров огражденный, Стоял над речкою...».

Обще признано, что в «Евгении Онегине» все детали описываются досконально. При описании деревенского мира у автора часто встречаются детали, типичные для Саратовского края: Например, дубравы. Для северо-запада России, где расположен Псков, подобные леса не типичны. Очень часто Пушкин упоминает степи. И, наконец, луна. Если внимательно читать ее описание, понятно, что действие происходит на юге. Или, например, акации, которые также упоминаются в «Онегине», на севере почти не растут.

Есть мнение, что Пушкин пусть на один день, но все же заезжал в губернию. Произошло это, скорее всего 25 или 26 сентября 1833 г. В городе он, вероятно, встречался с местными чиновниками, а останавливался у купца Устинова, с которым вел давнюю дружбу. Кроме того, краеведы вспоминают следующее стихотворение:
Когда б не смутное влеченье
Чего-то жаждущей души,
Я здесь остался б наслажденье
Вкушать в неведомой тиши:
Забыл бы всех желаний трепет,
Мечтою б целый мир назвал,
И всё бы слушал этот лепет,
Всё б эти ножки целовал...
Оно было написано в сентябре 1833 г. Поэт был явно пленен некой девушкой из хорошего общества. Встретить такую особу на небольших станциях и в деревнях было практически невозможно. Саратов был единственным крупным городом, где Пушкин мог быть в то время.

Вообще первым из писателей кто удостоился чести назвать своей фамилией улицу Саратова был Гоголь, ещё в 1909 г. Вот как описывает эту историю краевед Е. К. Максимов в книге "Имя твоей улицы": "В 1909 году домовладельцы Старо-Острожной улицы ходатайствовали о переименовании улицы в Гоголевскую в честь 100-летия со дня рождения писателя. Городская дума поддержала это предложение, и осенью министерство внутренних дел сообщило об утверждении переименования Старо-Острожной улицы в улицу Гоголя".

Сам Николай Васильевич жил в Петербурге, десять лет провел за границей. В Саратове не бывал никогда, но, тем не менее, в одном из его культовых произведений, в «Ревизоре», упоминается наш город. Целых семь раз! А само действие пьесы, по мнению литературоведов, происходит в Петровске! Великий писатель навечно прописал в Саратовской губернии повесу Хлестакова, которого свора уездных жуликов-чиновников во главе с городничим приняла за ревизора из Петербурга. Указав его адрес в письме к приятелю Тряпичкину: «Пиши ко мне в Саратовскую губернию, а оттуда в деревню Подкатиловку», — автор «Ревизора» закрепил за нашими краями славу земли, где плутовство определяет сознание.

«Хлестаков. Я еду в Саратовскую губернию, в собственную деревню. Городничий (в сторону, с лицом, принимающим ироническое выражение). В Саратовскую губернию! А? и не покраснеет! О, да с ним нужно ухо востро.».

В Саратове даже проводится Хлестаковский фестиваль, который проходит каждый год первого апреля — комическое мероприятие, посвященное персонажу Гоголевского «правительственного инспектора» И. А. Хлестакову, самому известному литературному персонажу Саратовской губернии. "...по фамилии, говорит, Иван Александрович Хлестаков-с, а едет, говорит, в Саратовскую губернию и, говорит, престранно себя аттестует: другую уж неделю живет, из трактира не едет, забирает все на счет и не копейки не хочет платить".

С 1998-го в первые апрельские дни филфак, а теперь Институт филологии и журналистики устраивает литературный праздник, где гоголевские герои действуют в обстоятельствах сегодняшнего дня, где филологическая фантазия сталкивает на одной сценической площадке героев разных произведений, где единственным творческим методом является гоголевский гротеск. «Хлестаков – это наш литературный герой, это наш земляк. И нам положено самим Гоголем здесь, в Саратове, в Институте филологии и журналистики нашего университета, отмечать каждый год его день рождения», – объясняет заведующий кафедрой общего литературоведения и журналистики, профессор В.В. Прозоров.

Да и само действие комедии происходило в Петровске, то бишь в Саратовской губернии, ведь, как известно, Хлестаков ехал из Петербурга «в Саратовскую губернию, в собственную деревню». В Пензе он вчистую проигрался в карты пехотному капитану, после чего, без денег, вынужден был задержаться в небольшом уездном городке на пути из Пензы в Саратов. Сам Гоголь это место прямо не называет, но вычислить его оказалось не сложно. Действие пьесы происходило в 1825-1827 годах, а в то время Пензу с Саратовом связывал только один ямской тракт. В соседней с нами областью на его пути не было ни одного уездного города, а у нас имелся лишь один такой – Петровск.

Хлестаков унаследовал лучшие черты саратовцев – богатое воображение и отличный аппетит. Еще в середине 90-х годов декан филологического факультета Валерий Владимирович Прозоров озвучил мысль о необходимости сооружения в Саратове памятника знаменитому литературному герою земляку.

Следующая "писательская" улица появилась в 1918 г. В честь Чернышевского переименовали Большую Сергиевскую. Многие (и не только в Саратове) знают Чернышевского Николая Гавриловича - революционера-демократа и, конечно же, писателя. И многие знают, что родился и жил Николай Гаврилович в Саратове. Чернышевский – один из самых знаменитых наших земляков и имя его уже стало настоящим брендом Саратова.

Кроме улицы есть еще площадь имени Чернышевского, на ней памятник Чернышевскому, с этим связана комическая история, до шестидесятых годов прошлого века, площадь Кирова была с восточной стороны проспекта Кирова, у консерватории, а площадь Чернышевского - с западной, у крытого рынка. Однако потом на площади Кирова поставили памятник Чернышевскому. В целях борьбы с комизмом саратовские власти приняли не менее комичное, но, наверное, единственное возможное решение: просто поменяли названия площадей местами. Надо же было такому случиться, что памятник писателю занял место памятника императору Александру II. А ведь именно этот монарх сослал Чернышевского на 25 лет в ссылку. Настоящий парадокс истории. Кстати, памятника Кирову на площади Кирова нет. Памятник Кирову поставили на проспекте Ленина (ныне улица Московская).

Родился писатель в Саратове и после обучения в Саратовской духовной семинарии поступил в Петербургский университет. После окончания университета получил назначение в Саратов. В 1851 – 1853 гг. Н.Г. Чернышевский преподавал российскую словесность в Саратовской гимназии. В 1853 г. покидает Саратов и переезжает в Санкт-Петербург.

Вместе с русским поэтом Н.А. Некрасовым и литературным критиком Н.А. Добролюбовым возглавил редакцию журнала «Современник», ставшего трибуной для его политической борьбы. В июле 1862 г. был арестован и содержался под стражей в Алексеевском равелине Петропавловской крепости. За 678 суток ареста Чернышевский написал текстовых материалов не менее 200 авторских листов.

В Алексеевском равелине Чернышевским было написано бессмертное произведение "Что делать?", на котором воспитывались поколения революционеров и в России, и за рубежом. Это памятник мирового значения. Саратовские впечатления проникли и сюда: то снова были те "живые люди", которые дали Чернышевскому свои черты и краски для типических обобщений. (в романе прослеживаются черты саратовского помещика П. А. Бахметева в образе Рахметова ). После вынесения приговора с 1864 г. находился в ссылке в восточной Сибири.

После 28-летней ссылки в июне 1889 г. Чернышевский переезжает в Астрахань, затем в родной Саратов, прожив в нем всего несколько месяцев. 29 октября 1889 г. он скончался от кровоизлияния в мозг. Похоронен в Саратове на 12 Воскресенском кладбище. Могила Н. Г. Чернышевского – одна из главных достопримечательностей Воскресенского кладбища. Дом, в котором родился Николай Гаврилович, с 17 сентября 1920 г. стал Домом-музеем (ныне Музей Н.Г. Чернышевского). Саратовский Государственный университет носит его имя с 1923 года, кстати, на территории университета есть свой памятник Чернышевскому.

Улицу в честь А. Н. Радищева назвали в 1927 г., приурочив переименование к 125-летию смерти. Улица Радищеву досталась большая, красивая, почти как Чернышевскому, хоть и покороче, раньше носившая название Никольская или Николаевская. В том же году в горсовете появилась идея переименовать Гимназическую улицу в честь Добролюбова, но утверждено решение не было, а через двенадцать лет Гимназическая стала улицей Некрасова. Который, будучи классиком и демократом, саратовцем всё же не был (впрочем, в Саратове провела последние годы и похоронена его жена Зинаида Николаевна).

Имя А. Н. Радищева открывает замечательную плеяду великих русских писателей. Воздействие идей Радищева испытало несколько поколе­ний русских революционеров. Детские годы (1749–1756) А. Н. Радищев провел в селе Верхнем Аблязове (Преображенском), которое раньше входило в Саратовскую губернию. В родных местах зарождались в нем великое чувство любви к народу и ненависть к помещикам-крепостникам. В Верхнем Аблязове Радищев прожил восемь лет.

Впоследствии А. Н. Радищев приезжал сюда в 1772, потом в 1775 году, чтобы повидаться с родителями и за­ручиться их согласием на женитьбу. Многие впечатления, полученные Радищевым на Саратовщине, нашли отраже­ние в бессмертной книге «Путешествие из Петербурга в Москву», которую А. С. Пушкин назвал «воззванием к возмущению». Книга эта была изъята из продажи, а ав­тор ее приговорен к смертной казни, которую позднее за­менили ссылкой в Сибирь.

Последний раз А. Н. Радищев приезжал в Аблязово незадолго перед смертью, в начале 1798 года, прожил здесь около года. В одном из писем к Воронцову он со­общал: «Я думаю, что не буду обвинен, если проеду через Москву, это наша обычная дорога. Если есть другая до­рога, чтобы ехать отсюда в Саратов, она, вероятно, не короче».

Достойным памятником великому писателю-револю­ционеру является Саратовский художественный музей, носящий его имя. Это был первый и самый крупный про­винциальный художественный музей в России. Он создан известным профессором живописи Алексеем Петровичем Боголюбовым – внуком великого писателя, и открыт 29 июня 1885 года. Перед музеем, посередине цветника стоит памятник писателю — бюст Александра Николаевича, установленный в 1956 г.

Гавриил Романович Державин (1743–1816), «богатырь нашей поэзии». Будучи молодым человеком, продолжительное время провел в Саратове и Саратовской губернии: в слободах Малыковка (ныне г. Вольск) в 1774–1775 гг., Покровской (г. Энгельс), селах Волково, Сосновке (Марксовский район), Красном Яре (Балаковский район) в 1774 году.

В Малыковке вспыхнул бунт. «Приготовлен­ный в марте 1774 года очередной обоз с оброком был разграблен, а государевы приказчики еле унес­ли ноги и бежали без оглядки до Саратова. 10 марта появляется в Малыковке лейб-гвардии поручик Гавриил Державин, тогда, еще начинающий, а впоследствии крупнейший поэт XVIII века, оста­вивший нам записки своего свидетельства. Он пи­шет, что «множество народу было готово соединиться с войсками Пугачева», которого он надеялся изло­вить именно в Малыковке. В Саратове он принял участие в совещании для укрепления обороны города.

Выехав из Саратова за несколько часов до вступления в него войск Пугачева, Державин два дня жил в колонии Шафгаузен (ныне село Волково
Марксовского района). Под впечатлением этих лет написаны «Оды, переведенные и сочиненные при горе Читалагае в 1774 году».

Преследуемый бунтовщиками, он бежал в Сызрань. В Сызрани в середине августа Державину сообщили, что селения на Иргизе и приволжские колонии опустошаются киргиз-кайсаками. Он вызвался набрать малыковских крестьян и усмирить киргизов. Державин прибыл в Малыковку, затем переправился через Волгу и остановился в Красном Яру (ныне Балаковский район). Через три дня в верховьях реки Малый Караман отряд Державина разбил свыше тысячи киргизов и освободил из плена более 800 колонистов. Об этом эпизоде он вспоминает в оде «На знатность».

С августа 1774 года 4–5 тысяч пугачевцев подошли к Саратову и взяли его. Державин обещал коменданту Саратова Бошняку прислать помощь из Малыковки до полутора тысяч человек, но в самой Малыковке снова вспыхнуло восстание. 9 августа загудел колокол Никольской церкви. Покруженные кольями, топорами, вилами малыковцы разбили государевы кабаки, сбили замки с соляных складов и раздали соль народу. Из каталажки освободили 13 колодников.

Волостные власти бежали за Волгу. Среди них был управитель Федор Шишковский, двадцать солдат во главе с Андреем Никитиным и поручик Васи­лии Тишин. Но в Заволжье было полно пугачевцев, и Тишин, по уговору жены, вернулся в Малыковку, где он укрывал волостную казну.

Державин дальнейшие события описывает так:
«Тишина с женой схватили, били жестоко, над­ругались всячески, расстреляли, потом голых пове­сили на мачтах». Восставшие, их было около двух тысяч, повесили крестьянина Юловой Мазы Терентьева как доносчика, секли зажиточных малыковцев розгами, стращали священника Тимофея Васильева повешением «за невстречу батюшки-царя Петра Федоровича». Были убиты «государевы лазутчики» Иван Серебряков и его сын Григорий. А потом на 150 под­водах малыковцы отправились в окрестные селения «поднимать народ за Пугачева».

Шишковский писал Державину, что восстание жестоко бушевало в с. Алексеевке, Широком Буераке, что в числе примкнувших были крестьяне сел Терсы, Юловой Мазы, Балакова. Терсинский помещик доносил: «Яд и зараза злодейства от черни в каждом селении час от часу умножаются, из которых, собираясь по 5–10 и больше, по Волге водно и сухим путем ездя, по жительству именитых людей бьют до смерти, вешают, грабят и разбивают».

Державин срочно вернулся в Малыковку, направил на нее две пушки, заряженные картечью, и приказал гусарам с обнаженными саблями не пускать никого ни в Малыковку, ни из нее: «Кто будет бе­жать, того не щадя рубить», – добавил он. Началось следствие. Более двухсот малыковцев пересекли розгами, пока дознались, что руководи­телями бунта были Семен Сапожников и Никита Борисов. Их поймали уже в Сызрани, под конвоем вернули в Малыковку и казнили. Иван Григорьев для устрашения местных жителей был казнен в с. Алексеевке. Позднее казнили скрывающегося в Са­ратове Ивана Борисенко. В числе казненных имена Якима Щербакова, Петра Худякова и еще третьего неизвестного.

На месте казни внук Семена Сапожникова, По­четный гражданин Вольска и Астрахани Алексей Петрович Сапожников, построил церковь Покрова Пресвятой Богородицы греко-византийской работы (1844), «в коей всего серебра в ризах, евангелиях, крестах, сосудах и ковчеге 13 пудов и 10 фунтов (223 кг), да колоколов 416 пудов 18 фунтов, да часы с циферблатом наружу и золочеными стрелками, по виду напоминающие Кремлево-Спасские». Ныне там рыночная площадь, контора райпотребсоюза и ателье индивидуального пошива одежды «Березка», да керосиновая лавка.

В «Записках 1743–1812 гг.» Г. Р. Державина читаем: «...Чтобы больше устрашить колеблющуюся чернь, и привесть ее к повиновению, приказал на дру­гой день (в начале сентября 1774 г.) в назначенном часу всем обывателям, мужскому и женскому полу, выходить на лежащую близ самого села Соколину гору. Священнослужителям от всех Церквей, которых было семь, облачиться в ризы: на злодеев, приговоренных к смерти, надеть саваны. Заряженную пушку и фузелеров 20 человек поставил задом к крутому берегу Волги, на который взойти трудно... Учредя таким образом, повел с зажженны­ми свечами и с колокольным звоном через все село Преступников на место казни. Сие так устрашило сбежавшийся народ, что хотя их было несколько тысяч, но такая была тишина, что не смел никто и рта разинуть... Народ весь, ставши на колени, кричал: «Виноваты и рады служить верой и правдой». Повешенных запрещено было снимать с виселицы для устрашения народа в течение 40 дней».

Видимо, литературный порыв взял верх над исторической правдой у Державина. В другом месте им рассказывал, как заставил одну половину малыковцев пороть на смену другую половину в страхе и усердии. Но рапорт управляющего Малыковской канцелярией 11 сентября говорит о том, что Держа­вину не удалось добиться повиновения и что «неведомые воровские люди возле Терсы, Малыковки, Белгородни, человек по 10–15, хорошо вооруженные, всех именитых граждан, попавших в их руки, грабят и бьют немилостиво. Опасность в том, дабы иные воры, соединясь, не могли учинить на село Малыковку нападения и злодейства».

Связи Державина с Саратовским краем продолжились и в более поздние годы. Во время службы в Тамбове знаменитый поэт неоднократно бывал в Зубриловке Саратовской губернии (ныне Пензенской области) в имении князя С. Ф. Голицына. С Зубриловкой связано одно из лучших стихотворений Г.Р. Державина «Осень во время осады Очакова», где очень колоритно дано описание зубриловской осени. Стихотворение посвящено княгине К.Я. Голицыной, ждавшей известий о муже, сражавшемся у стен Очакова. Представляют большой интерес его автобиографические «Записки» - ценный литературно-документальный памятник эпохи, в котором отражены факты его саратовской биографии.

Связь Державина и Саратова нигде и ни в чем не отражена, есть Державинская улица в пос. Юбилейном, но с именем Гавриила Романовича это никак не связанно. Улицы Державина — есть в Великом Новгороде, в Новосибирске и в Петрозаводске, названия присвоены в память о русском поэте, государственном деятеле Российской империи Гаврииле Державине.

Николай Иванович Костомаров (1817—1885), историк этнограф, фольклорист и писатель, имя которого стоит в ряду таких крупнейших ученых-историков, как Татищев, Карамзин, Соловьев, Ключевский. Член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской Академии наук, автор многотомного издания «Русская история в жизнеописаниях её деятелей», исследователь социально-политической и экономической истории России и современной территории Украины. Исторические труды Костомарова занимают видное место в русской исторической мысли прошлого столетия.

В 1847 году он был арестован, год провел в одиночной камере Петропавловской крепости, а затем выслан в Саратов по распоряжению царя. Н. И. Костомаров в течение более 10 лет, с июля 1848 г. по август 1856 г. проживал в Саратове в качестве поднадзорного ссыльного.

В Саратов он прибыл с предписанием “определить его на службу, но никак не по ученой части”. Определили переводчиком при губернском правлении с 29 января 1849 года. Появление в провинциальном городе молодого университетского профессора было встречено местным обществом с крайним интересом. По словам очевидца, “это был мужчина среднего роста, лет тридцати, плотно сложенный, но несколько неуклюжий, каким он оставался всю жизнь. Гладко выбритое лицо его было очень подвижно; в нем заметны были нервные подергиванья, так что иногда казалось, что это были не самопроизвольные гримасы”. Причиной нервных движений лица были не столько испытания, перенесенные им в тюрьме, а следствие потрясения перенесенного в десятилетнем возрасте, когда ворами был убит его отец.

В 1851 году в доме писательницы М. Жуковой Костомаров познакомился с Николаем Гавриловичем Чернышевским, который явился к нему с поклоном от их общего знакомого, петербургского профессора-слависта И.И. Срезневского. “Я нашел в нем человека, к которому не мог не привязаться”, — сообщал Чернышевский профессору в ноябре 1851 года. Между ними установились довольно дружеские отношения, продолжавшиеся всю жизнь, хотя и не переросшие в идейную близость.

Сам Николай Гаврилович тоже высказался определенно: “Мы виделись очень часто, временами по целым месяцам каждый день, и почти каждый день просиживали вместе... Мой образ мыслей был в начале моего знакомства с ним уж довольно давно установившимся, И его образ мыслей я нашел тоже уж твердым... Обо многом судил он, по моему мнению, или совершенно правильно, или несравненно правильнее, чем большинство тогдашних русских ученых”.

Даже через три с половиной десятилетия, когда их пути разошлись, Чернышевский по-прежнему высоко оценивал Костомарова. В 1889 году в предисловии к русскому переводу “Всеобщей истории” Вебера Николай Гаврилович скажет: “Костомаров был человек такой обширной учености, такого ума и так любил истину, что труды его имеют очень высокое научное достоинство. Его понятия о деятелях и событиях русской истории почти всегда или совпадают с истиной, или близки к ней”.

В Саратове Костомаров продолжил интенсивную научную деятельность. “Квартира Костомарова, — вспоминает один из его друзей той поры, — была завалена массой книг, из которых он черпал данные, дополняя их своими мыслями. Таким трудом Костомаров, будучи в Саратове, создал фолианты собственноручного писания, которые были взяты им с собою при отъезде в Петербург, и служили подспорьем в профессорской деятельности”. В Саратове, используя ранее собранные материалы, Костомаров создает монографию “Богдан Хмельницкий”, готовит материалы о “смутном времени”, о буржуазной революции во Франции, о Тадеуше Костюшке, пишет историко-беллетристические произведения: поэму “На руинах Пантикапея” и повесть “Сын”.

Он жадно интересовался саратовским фольклором. Вместе с А.Н. Пасхаловой-Мордовцевой Костомаров организовал сбор и обработку народных песен, сказок, легенд. Костомаровым были написаны очерки о Петровске и Вольске, обследованы некоторые местные архивы. Значительную часть собранных документов (например, о Е. Пугачеве) Костомаров передал своему ученику и преемнику в деле изучения саратовского края Мордовцеву. Особый интерес представляет написанная в Саратове историческая монография Костомарова “Бунт Стеньки Разина”, первый вариант которой под названием “Стенька Разин и удалые молодцы XVII века” публиковался в 1853 году на страницах “Саратовских губернских ведомостей”. Некоторые разделы этой работы посвящены событиям восстания Разина в Саратовском Поволжье. Работа Костомарова вызвала большой общественный резонанс, конспектировалась К. Марксом. О силе ее художественного воздействия на читателей говорил А.М. Горький в рассказе “Коновалов”.

В 1858 году в “Памятной книжке Саратовской губернии” была опубликована работа Костомарова “Очерк истории Саратовского края от присоединения его к русской державе до вступления на престол Николая I”. Костомаров постарался нарисовать широкую, обобщающую картину процессов, происходивших в Поволжье в XVI—XVIII столетиях. Подчеркивая значимость для хозяйственного развития Русского государства Волжского торгового пути, он ставил вопрос о заселении Саратовского края как следствии государственной политики. Костомаров выясняет значение присоединения Нижнего Поволжья к Русскому государству, подчеркивая: “Волга сделалась единственным тогда путем этого новооткрытого знакомства запада с востоком”.

С 1855 года, после смерти Николая I, жизнь Николая Ивановича начинает меняться. Ему разрешаются поездки в столицу для работы в центральных архивах. А в 1859 году он окончательно перебирается в Петербург, где становится профессором русской истории Петербургского университета. По свидетельству современников, Костомаров в старости "любил рассказывать о своем прошлом", и эти рассказы, несомненно, касались Саратова.

Именем Н. И. Костомарова названы улицы в городах: Васильков в Киевской области на Украине, Воронеж в России, Днепр на Украине, Ковель в Волынской области на Украине, Львов на Украине, Прилуки в Черниговской области на Украине, Харьков на Украине, имя Н. И. Костомарова носит улица на его малой родине, в селе Юрасовка. В Саратове память писателя и ученого прожившего и работающего здесь более 10 лет не увековечена никак.

Даниил Лукич Мордовцев (1830 — 1905) — русский и украинский писатель, историк и публицист, его жизнь и творчество были долгие годы связаны с Саратовом, более 16 лет он прожил в Саратове. Автор популярных в своё время исторических романов на темы из казацкой истории XVII—XVIII веков. Помимо русского, писал также на украинском языке. Имя Д. Л. Мордовцева было широко известно в Российской империи, хотя он был человек взглядов, далеких от официальной точки зрения, распространенной в 19 столетии.

Впервые в Саратов он попал в августе 1844 года, когда его, четырнадцатилетнего мальчика, приняли во второй класс мужской гимназии. Здесь будущий писатель быстро становится одним из лучших учеников. Он много читает, успешно развивает лингвистические способности, организует литературный журнал. Здесь он знакомится с Александром Николаевичем Пыпиным, а через него с двоюродным братом Пыпина Н. Г. Чернышевским.

В 1850 г. Мордовцев поступает на историко-филологический факультет Казанского университета, но после первого курса переводится на словесное отделение Петербургского университета при поддержке Измаила Ивановича Срезневского, выдающегося ученого-слависта, создателя трехтомного «Словаря древнерусского языка».

Под руководством И. И. Срезневского Д. Л. Мордовцев пишет научную работу «О языке «Русской правды», за которую получает золотую медаль. В 1854 г. он заканчивает историко-филологический факультет университета со степенью кандидата и возвращается в Саратов, где становится домашним учителем.

Почти два года прожил он без определенных занятий, перебиваясь уроками. Там вскоре по приезде он познакомился с вдовой коллежского советника Никандра Васильевича Пасхалова, Анной Никаноровной (урожденной Залетаевой), жившей на широкую ногу. Пасхалова по тому времени считалась выдающейся женщиной в Саратове. Она славилась умом и образованием, писала под псевдонимом А. Б-цъ статьи и стихи (с 1842 г.), собирала вместе с Костомаровым народный песни местного края и издавала сборники их. Еще до приезда Мордовцева Анна Николаевна поместила в «Известиях академии наук» несколько песен и былин, записанных ею в окрестностях города.

Она занимала обширную квартиру в доме матери на углу Царицынской и Большой Сергеевской улиц, приносившем значительный доход. Кроме того, мать имела небольшое поместье в окрестностях Саратова. Да и у Анны Николаевны остались после мужа кое-какие деньги, которыми она, как опекунша над малолетними детьми, распоряжалась довольно умело, отдавая их в в рост под закладные.

Чем она очаровала и привлекла к себе Мордовцева — сказать трудно. Во всяком случае не красотой и молодостью, так какие ей в то время шел 32 год. Должно быть, какие-нибудь уж очень критические обстоятельства заставили Мордовцева осенью того же 1854 года жениться на женщине старше себя (А. Н. родилась в 1823 году). Через свою жену Мордовцев близко познакомился с Н.Г. Чернышевским, который стал частым гостем в их доме и с историком Н. И. Костомаровым проживающем в ссылке в Саратове.

16 августа 1856 года Мордовцев был назначен на пост начальника губернского стола с обязанностями переводчика, а также стал редактором неофициальной части «Губернских ведомостей». Пользуясь возможностями, предоставленными ему новой должностью, Мордовцев собирает богатый материал по истории Саратовского края, который он публикует в «Губернских ведомостях». В 1859 году вместе с Костомаровым публикует «Малороссийский литературный сборник», куда попадают его произведения на украинском языке. В этом же году выходит его первый исторический рассказ «Медведицкий бурлак». Мордовцев заявляет о себе как историческом писателе.

В 60-е и 70-е гг. выходят обширные исторические исследования писателя, посвященные народным движениям: «Пугачевщина» (1866), «Самозванцы и понизовая вольница» (1867), «Гайдаматчина» (1870), «Политические движения русского народа» (1871), «Русские исторические женщины допетровской Руси» (1874), «Русские женщины нового времени» (1874). Мордовцев написал обширный труд «Десятилетие русского земства» (Отеч. записки. – 1875). Оценивая свой вклад в исторические науки, Мордовцев писал: «Полагаем, что этим скромным делом мы все-таки положили первый камень под великое здание будущей истории русского народа».

В 1864 году Мордовцев покидает Саратов из-за трений с новым губернатором и уезжает в Петербург, где занимает должность младшего столоначальника в хозяйственном департаменте министерства внутренних дел. В 1867 году Д. Л. Мордовцев вновь вернулся в Саратов и прожил здесь ещё шесть лет. В период 1867-1873 гг. он служил младшим помощником правителя канцелярии губернатора, правителем этой канцелярии, секретарем губернского статистического комитета. Публикует в журнале «Дело» обличительные очерки под рубрикой «Накануне воли» о жизни крестьян и помещиков, чем вызывает недовольство начальства.

Основной темой исследований Мордовцева о нашем крае явилась Крестьянская война под предводительством Е.И. Пугачева. Пользуясь своим служебным положением, Д. Л. Мордовцев совершал частые поездки по губернии, занимался статистикой, археологией, этнографией, и делился полученными знаниями на страницах "Памятных книжек Саратовской губернии", созданных им совместно с Костомаровым, и в "Саратовских губернских ведомостях". Д. Л. Мордовцев был не только историком, но и художником-беллетристом, автором множества исторических романов и произведений из жизни современной ему России, в частности из жизни Саратова 50-60-х годов.

Исследования, проводившиеся в дореволюционный период в губернских библиотеках России, свидетельствовали, что исторические романы и повести Мордовцева занимали у читателей одно из первых мест по известности. «Идеалисты и реалисты» (1876), «Великий раскол» (1878), Лжедмитрий» (1879), «Двенадцатый год» (1880), «Царь и гетман» (1880), «Мамаево побоище» (1881), «Господин Великий Новгород» (1882), «Сагайдачный» (1882), «Авантюристы» (1886), «За чьи грехи?» (1891), Державный плотник» (1899). Лучшие романы и повести писателя, проникнутые душевным теплом к простому человеку, посвящены истории раскола на Руси и народной жизни Украины XVII в. Его первый биограф П. В. Быков писал: «А наш российский Вальтер Скотт нам еще дороже, потому что он любвеобильнее, мягче, жизненней английского, потому что в Мордовцеве гармонично сочетались родственные ему черты английского поэта, романиста и историка и богатая романтическая фантазия, высокий полет мысли, художественная простота и чарующая увлекательность…»

Двухэтажный особняк постройки середины XIX века, где жили известная собирательница народных песен Анна Никаноровна Пасхалова и её муж, писатель, историк и путешественник Даниил Лукич Мордовцев сохранился до наших дней. В советские годы здание активно эксплуатировалось как жилое и до наших дней дошло в сильно обветшавшем состоянии. Сегодня в старинном особняке также размещаются ломбард и продуктовый магазин, здание признано объектом культурного наследия.

В 1813 году одна из центральных улиц Саратова получила название Александровской — в честь царя Александра I. В конце 20-х годов нашего века она была переименована в Кооперативную улицу, а в 1936 году в память великого русского писателя, основоположника социалистического реализма и родоначальника советской литературы А. М. Горького названа его именем.

Алексей Максимович Горький (1868—1936) один из самых популярных авторов рубежа XIX и XX веков, прославившийся изображением романтизированного деклассированного персонажа ("босяка"), автор произведений с революционной тенденцией, лично близкий социал-демократам, находившийся в оппозиции царскому режиму, Горький быстро получил мировую известность. Первое время Горький скептически отнёсся к большевистской революции. После нескольких лет культурной работы в Петрограде и жизни за рубежом в 1920-е годы (Мариенбад, Сорренто) Горький вернулся в СССР, где последние годы жизни был окружен официальным признанием как "буревестник революции" и "великий пролетарский писатель", основатель социалистического реализма.

Алексей Максимович Горький не раз бывал в Саратове. Первая встреча с нашим городом, когда ему было четыре года, описана писателем в повести «Детство». «А Саратов — кто?» Так спрашивает маленький Алёша Пешков в повести «Детство», когда на волжском пароходе слышит «странные, чужие слова»: «Саратов, матрос». С матросом дело быстро проясняется, а Саратов ему показывают в окно, и он видит фантасмагорическую картину: «За окном двигалась земля: тёмная, обрывистая, она курилась туманом, напоминая большой кусок хлеба, только что отрезанный от каравая». Эти детские воспоминания будущего писателя ГОРЬКОГО неотделимы от картин смерти: перед отплытием умирает его отец, а на пароходе — новорождённый брат.

Позже нужда заставила юношу Горького некоторое время работать на саратовской пристани. Писатель Н. Д. Телешев, друг Горького, вспоминает об этом эпизоде: "В 1938 году умер за границей Ф. И. Шаляпин — сын вятского крестьянина, великий русский артист... Одновре­менно с Горьким, еще не зная друг друга, они работали бок о бок в Саратове как носильщики".

Учитывая мемуарные записки Телешева, можно предположить, что Горький работал носильщиком в Саратове до переезда в Нижний в 1889 году.

В июне 1903 года, направляясь на Кавказ, Горький, уже будучи известным писателем. Ехал писатель с женой Е.П. Пешковой, врачом и К.П. Пятницким на пароходе общества "Кавказ и Меркурий" – "Великая княгиня Ольга Николаевна". Он осмотрел город и посетил художественный музей имени А.Н. Радищева. Музей произвел на него большое впечатление. Интересная деталь. Придя в музей, А.М. Горький не представился его работникам. Так он чувствовал себя свободнее. И когда корреспондент "Саратовского дневника" сообщил заведующему музеем о том, кто был его гостем, тот воскликнул: "Какая жалость!.. а то мы предложили бы ему расписаться в книге для почетных гостей". Состоялась встреча с журналистами. Горький дал им интервью. На следующий день газета "Саратовский листок" осведомляла подписчиков, что Саратов "г. Горькому не понравился. По его мнению, это самый грязный и пыльный из в волжских городов".
"- Ну, городок магометанский...
- Почему "магометанский"? - спросили его.
- Да как же: весь под фатой - не дает даже полю­боваться собой

В годы Советской власти Алексей Максимович дважды посетил Саратов. В ночь на 2 августа 1928 года на пароходе «Урицкий» он прибыл в наш город. «Несмотря на поздний час,— писала местная газета,— Горький вышел на палубу для того, чтобы посмотреть на город. Писателя узнали. Тотчас же около него собралась толпа. Многие стремились пробиться к писателю, чтобы пожать ему руку. Горький подробно расспрашивал о Саратове».

Спустя год А. М. Горький вновь оказался в Саратове, по пути из Нижнего Новгорода в Сталинград. На пароходе «Карл Либкнехт» он беседовал с представителями советских и комсомольских органов, саратовскими писа­телями, журналистами и группой волжских грузчиков. Разговор шел о пятилетке, о жизни рабочих в странах капитала и на другие темы. С грузчиками А. М. Горький даже сфотографировался.

1 мая 1851 года Лев Толстой побывал в Саратове. В Ясную Поляну по пути на Кавказ заехал Николай Толстой. Л. Н. Толстой обожал брата и решил сопровождать его к месту службы. Не дождавшись парохода, Лев Толстой и его брат отправились из имения родственников (в 29 верстах от Казани) на лошадях. Маршрут, придуман Николенькой: ехать на собственном тарантасе, используя почтовых лошадей, по берегу Волги. Братья планировали добраться до Саратова, а оттуда плыть по Волге до Астрахани, после чего уже ехать до Кавказа. В Саратове нужно было купить лодку и продукты.

До Саратова укатанная дорога вилась почти по самому берегу реки. Чудесна была полноводная – после весеннего разлива – Волга. Они встречали на своем пути важно скользящие по реке суда, тянувшиеся вверх по течению нагруженные баржи, которые с песнями тащили сильные обветренные люди, любовались берегами могучей реки, перелесками, полями, противоположными пологими сыпучими берегами, едва видневшимися в дымке утреннего тумана. Эти картины глубоко запали в душу будущему писателю, особенно мелкие детали, которые потом всплывали в его произведениях. Тряска в экипаже, заполненном сундучками и коробками, быстро наскучила братьям. «Путешествие в Саратов было неприятным», – сообщал Лев Николаевич своей тетке Т.А.Ергольской.

«Я вспоминаю день за днем этот месяц. Он очень интересен… Саратов. Майор. Немцы. Виды. Шторм. Рыбаки. Немцы...» (из дневника Л.Н.Толстого).

И все же потом он день за днем вспоминал этот месяц, который был интересен встречами и событиями. Братья Толстые посетили М.Л.Кожевникова – саратовского губернатора

Матвей Львович Кожевников губернаторствовал в Саратове с 1846 по 1854 годы. Ранее он был атаманом Уральского казачьего войска и служил под началом генерала Перовского в Оренбурге, участвовал с ним в Хивинской экспедиции, заслужив всяческие поощрения со стороны начальства за расторопность, усердие, смелость, толковость. В период управления губернией Матвей Львович снимал апартаменты в доме Шортана на Большой Сергиевской улице (ул. Чернышевского) под номером 146, сохранившийся доныне, но на котором нет даже памятной доски. Вернее, мраморная доска есть, но только о встрече в этом доме Н. Г.Чернышевского с декабристом Беляевым, а вот о том, что в нем жил губернатор Кожевников – ни слова.

Декабрист А.П.Беляев, работавший после сибирской ссылки управляющим имения Нарышкина в селе Пады Балашовского уезда, нередко наведывался в Саратов. Возможно, что именно в доме саратовского губернатора Толстой впервые познакомился с Александром Петровичем Беляевым, с которым впоследствии неоднократно встречался во время работы над своим романом «Декабристы». По воспоминаниям Беляева, Кожевников был человек остроумный, чрезвычайно приятный в обществе, гостеприимный, гастроном, большой знаток и любитель хорошего вина, которое всегда было в изобилии на его столе.

Губернатор принял посетителей, сидя в кресле наподобие казачьего седла, украшенном золотом и каменьями. Братья увидели мужчину невысокого роста с черными волосами и черными блестящими глазами, со строгим и умным выражением лица, во фраке со звездой. Матвей Львович много говорил о лошадях, перемежая застолье солеными шутками. Расспрашивал молодых людей об их деде, казанском губернаторе. Сам много о нем рассказывал, поскольку водил с ним доброе знакомство. Восхищался тем, как много сделал Илья Андреевич для ликвидации пожара в Казани 1815 года.

Не у губернатора ли Казани Толстого перенял черты хлебосольства Матвей Львович Кожевников?

Саратовский губернатор рассказывал братьям о том, как против Ильи Андреевича казанским дворянством были выдвинуты обвинения во взяточничестве.

На прощанье Кожевников посоветовал молодым людям добираться от Саратова до Астрахани по Волге. Надо было запастись продуктами и купить легкое суденышко. Николай Толстой со слугами пошел на знаменитый саратовский Пеший базар, а Лев отправился на крутой песчаный берег в поисках лодки. Вот как он сам описывал этот эпизод в очерке «История вчерашнего дня»:

«Пошел я к Московскому Перевозу и стал похаживать около лодок и дощаников.
– Что заняты эти лодки? Есть ли свободная? – спрашивал я бурлаков, которые стояли у берега.
– А вашей милости что требуется? – спросил у меня старик с длинной бородой в сером зипуне и поярчатой шляпе.
– До Астрахани лодку.
– Что ж, можно-с».

В лодку-косовушку установили тарантас и с помощью лоцмана и двух гребцов поплыли – где на веслах, где под парусом, а где и дрейфом по течению реки. «Это было поэтично и очаровательно, для меня все было ново: и местность, и самый способ путешествия», – писал Толстой тетке Т.А.Ергольской.

В рассказе «За что?», опубликованном в 1906 году во втором томе книги “Круг чтения”, Лев Толстой вновь вспомнил Саратов: «Солнце взошло уже выше леса и косыми лучами играло на рябящей воде огромного разлива. Справа и слева по горе виднелись, как белые облака, облитые пахучим цветом яблони. Лес мачт виднелся у берега, и паруса белели по играющему на солнце, рябящему от ветерка разливу. На пристани, разговорившись с извозчиком, Альбина спросила, можно ли нанять лодку до Астрахани, и десятки шумливых, веселых лодочников предложили ей свои услуги и лодки. Она сговорилась с одним из лодочников, больше других понравившимся ей, и пошла смотреть его лодку-косовушку, стоявшую в тесноте других лодок у пристани. На лодке была устанавливающаяся небольшая мачта с парусом, так что можно было идти ветром. В случае безветрия были весла и два здоровые, веселые бурлака-гребцы, сидевшие на солнце в лодке. Веселый, добродушный лоцман советовал не оставлять тарантас, а, сняв с него колеса, поставить на лодку. "Как раз уставится, и вам покойней сидеть будет. Даст бог погодку, дней в пяток до Астрахани добежим".

В сорока восьми верстах от Саратова в немецкой колонии Сосновке была сделана первая остановка, затем прошли Золотое, а за ним гребец-волжанин указал на вздыбленный Разин бугор: «Люди говорят, будто Стенька Разин сидел на вершине этого утеса в богатом кресле и, осматривая проплывающие купеческие суда, командовал, какой пропускать, а у кого отнять товары». Толстой сразу представил саратовского губернатора Кожевникова в богато украшенном седле на месте Стеньки Разина.

В знаменитой пьесе Льва Толстого «Живой труп» Саратов упоминается как место в провинции, куда герои вынуждены, по требованию шантажиста, переводить деньги на подставное лицо, чтобы спасти свою репутацию в обществе. Видно, уже тогда наш город в представлении российского общества был связан с аферами и мошенничеством. Пьеса же многократно ставилась на сценах саратовских театров в разные времена.

Большого места в творчестве писателя Саратов не занял, но всё же он не раз вспоминал свои впечатления от города в очерках и коротких рассказах, рассказывал о встрече с саратовским губернатором Матвеем Кожевниковым, о том, как видел из лодки утёс Степана Разина. Уже в преклонном возрасте Лев Николаевич, сожалея, говорил, что о волжском путешествии можно было написать целую книгу. Жаль, что этот замысел не осуществился. А когда Толстой 20 апреля 1851 года приехал в Саратов, ему шел только двадцать третий год.

В связи с 80-летием со дня рождения Льва Толстого Саратовская городская Дума 20 августа 1908 года решила послать юбиляру приветственную телеграмму, освободить учеников городских школ от занятий и устроить чтения о Толстом. Этому резко воспротивился саратовский епископ Гермоген. Он известен тем, что привёз в Петербург Григория Распутина, а когда сибирский мужик приблизился к императорской семье, стал его злейшим врагом.

23 марта 1911 года Саратовская городская Дума постановила назвать именем Толстого Большую Кострижную улицу (ныне улица Сакко и Ванцетти), поставить бюст писателя в Радищевском музее, а портреты повесить в школах. Министерства внутренних дел и просвещения отказали губернатору Татищеву в увековечении памяти Льва Толстого.

Улица Льва Толстого на карте Саратова в середине ХХ века всё же появилась. Правда, она совсем маленькая и находится на окраине, в Елшанке, недалеко от завода Контакт, между улицами композитора Петра Чайковского и Николая Островского.

Есть в Саратове и улица имени В.В. Маяковского проходит в Поливановке вдоль маршрута трамвая № 6 и названа она в честь великого поэта Маяковского. Это одна из двух основных транспортных артерий микрорайона.

Владимир Маяковский был в Саратове три раза: в 1912, 1914 и 1927 годах. В первый свой приезд в Саратов Маяковский жил в гостинице "Россия" остальные разы останавливался каждый раз в гостинице "Волга" (бывшая "Астория"), что на Немецкой (ныне пр. Столыпина).

В Москве Маяковский знакомится с революционно настроенными студентами, вступает в начале 1908 г. в партию большевиков, подвергается арестам, 11 месяцев проводит в Бутырской тюрьме, откуда освобождается в январе 1910 г. В тюрьме Маяковский пишет тетрадь стихов; с нее поэт будет исчислять начало своего творчества. В это же время судьба сводит Маяковского с нашим земляком. Приехав из Саратова в Москву на учебу, Н. Хлестов поселяется в квартире у Маяковских. Летом 1910 г. он приглашает Маяковского погостить к своим родственникам в Саратов.

Вторично Маяковский посещает Саратов в целях пропаганды футуристической поэзии в марте 1914 г., совершая большое турне по городам России (1913-1915 гг.). Его выступление в Саратове состоялось 19 марта 1914 года. В этот день в "Саратовском листке" на четвертой странице, петитом было напечатано объявление: "На сегодня в зале Консерватории назначена лекция московских футуристов г.г. Бурлюка, Каменского и Маяковского".

Вечером того же числа, в точно назначенное время, на сцене Консерватории появились Маяковский и Бурлюк, приехавшие в Саратов из Ростова. Василий Каменский из-за болезни выступать не мог. Маяковский привлек сразу общее внимание. Осмотревшись, он сразу приступил к докладу "Достижения футуризма". Вот каким описывает его "Саратовский вестник": "Весьма развязный молодой человек (ему, по словам Бурлюка, всего 20 лет), появился на эстраде в розовом пиджаке, с разноцветным, торчащим из кармана платочком".

С этой саратовской поездкой связано возникновение названия поэмы "Облако в штанах". В статье "Как делать стихи" поэт вспоминает: "Возвращаясь из Саратова в Москву, я, в целях доказательства какой-то вагонной спутнице своей полной лояльности, сказал ей, что я "не мужчина, а облако в штанах". Сказав, я сейчас же сообразил, что это может пригодиться для стиха. Через 2 года "облако штанах" понадобилось мне для названия целой поэмы".

Зимой 1927-го Маяковский в третий раз приезжает в Саратов. В 1925-1928 гг. Маяковский много ездит по СССР, выступая в самых разных уголках страны, в том числе и в Саратове. На улицах – длинные аншлаги с одним словом: "МАЯКОВСКИЙ"! 29 и 30 января 1927 г. он выступил в Доме Красной армии с двумя докладами - "Лицо левой литературы" и "Будем путешествовать".

В Саратов Маяковский приехал днем 27 января. А 29 января поэт был уже болен и простуженный лежал в № 2 гостиницы "Астория". Идти на лекцию не было сил, хотелось отдохнуть и он подолгу смотрел в окно на будочку фотографа, находящуюся напротив. У него рождаются стихи:
Не то грипп, не то инфлуэнца.
Температура ниже рыб.
Ноги тянет. Руки ленятся.
Лежу. Единственное видеть мог:
напротив – окошко в складке холстика:
"Фотография "Теремок". Т. Мальков и М.Толстиков".

"Фабриканты оптимистов" (провинциальное) - так было названо рождённое в Саратове стихотворение. Фамилии бывших владельцев фотографии поэт несколько перепутал. На самом деле владельцами являлись Г.А. Монин и Ф.Н. Толстиков. И хотя у Маяковского было удостоверение, подписанное наркомом просвещения Луначарским для чтения лекций по вопросам искусства и культуры с просьбой к организациям оказывать содействие в этом, саратовский Политпросвет всячески пытался затормозить выступления. Он требовал представить тексты стихов и подробно изложить содержание докладов. Тем не менее выступления Маяковского состоялись 29 и 30 января в зале народного дворца (ныне – Дом офицеров) при полном аншлаге.

Поэт, который в то время уже успел закрепиться в статусе "певца подлинной пролетарской революционности", рассказывал саратовским слушателям, в том числе и о жесточайшей эксплуатации, которую он наблюдал на острове Куба. Маяковский обратился к аудитории и воскликнул: "Помните, что в случае интервенции, из нас сделают таких же рабов. Поэтому не выпускайте из рук винтовки". Журналист газеты "Саратовские известия" в материале от 1927 г. упоминает, что "эти слова были покрыты громом аплодисментов".

В том же издании была опубликована рецензия на выступления поэта. Маяковского назвали блестящим лектором и оратором. Поклонники поэта обращали внимание, что он "умеет заинтересовать слушателей, держать в напряжении его внимание до конца, увлечь, зажечь его. Умеет ставить вопросы — иногда парадоксально, но всегда в заостренном виде и всегда интересно".

После лекции Владимир Маяковский прочитал перед саратовцами свои стихи, в которых "также оказался большим мастером слова, умеющим подняться до настоящего художественного пафоса".

После выступления Маяковский с техническим организатором Н.Н.Лавутом прячутся в скверике Липки за кустами, чтобы послушать мнения публики.
Раздаются голоса: "Ну и талантище! Хвастун здоровый! Какой остроумный! Здорово читает!" Выйдя из-за кустов, Маяковский резюмирует: "Значит, польза есть. А ругань не в счёт!" Чтение стихов Маяковского всегда имеет огромный успех.

В конце 1927 года поэт отправился с чтением своего нового произведения по Советскому Союзу и снова в числе прочих городов намечает посетить Саратов, о чем свидетельствует удостоверение, выданное ему наркомом просвещения А.В. Луначарским. Но приезд по каким-то причинам не состоялся.

То, что Алексей Николаевич Толстой так же имеет отношение к саратовским краям – знают, думаю, не многие. Хотя Толстой и рос в Самарской губернии, а потом переехал в Москву, но родился он в Пугачеве, правда тогда он назывался Николаевск и относился к Самарской губернии. Если быть честным, то на этом связь А.Н. Толстова с Саратовом и заканчивается. Детские годы он провел в имении отчима А. А. Бострома на хуторе Сосновка, недалеко от Самары (ныне в составе поселка Павловка Красноармейского района Самарской области).

Образованием мальчика занимался приглашенный учитель. В возрасте четырнадцати лет юноша был зачислен в Самарское реальное училище, а через четыре года поступил в Петербургский технологический институт. Но механизация не прельщала молодого графа-либерала, и он бросил учебное заведение, чтобы полностью отдать свои силы и время литературным трудам.

Первые литературные опыты Толстого появились в 1905 году в провинциальных газетах. В 1907 году Толстой издал сборник стихотворений «Лирика», а в 1908 году журнал «Нева» опубликовал и прозу начинающего писателя Толстого – рассказ «Старая башня». В 1908 г. выходит его вторая книга стихов «За синими реками». В 1909 – 1911 годах он выступил с реалистическими рассказами и повестями из жизни разоряющегося поместного дворянства. Они вошли в цикл «Заволжье». Романы «Хромой барин» и «Чудаки» отражают жизнь заволжской деревни. Уже в Москве, куда в 1912 г. переехал писатель, он начал сотрудничество с «Русскими ведомостями», где печатал свою прозу малого жанра (в основном, рассказы и очерки) на постоянной основе.

Революционные события октября 1917 года Алексей Толстой принял настороженно. Летом 1918 года он перевез семью в Одессу, спасаясь от большевиков. В южном городе появилась повесть «Граф Калиостро» и комедия «Любовь – книга золотая». Из Одессы семейство Толстых эмигрировало в Константинополь, затем в Париж. На работоспособности писателя переезд не отразился: Алексей Толстой по-прежнему трудился. В 1920 году была написана автобиографическая повесть «Детство Никиты»: в ней Толстой рассказал о своей жизни в имении отчима, а прообразом матери главного героя стала мать самого писателя. Публиковалась повесть главами в периодических изданиях. Отдельное книжное издание 1922 года вышло в Берлине, где автор находился в эмиграции. В следующие два года свет увидели еще три книги автора: фантастический по содержанию роман «Аэлита», повести «Черная пятница» и «Рукопись, найденная под кроватью». К жанру фантастики автор также вернулся в книге «Гиперболоид инженера Гарина».

Но настоящим бестселлером стала книга «Золотой ключик, или приключения Буратино», которая рассказывала об увлекательных приключениях деревянного мальчика Буратино. Сказочная повесть была написана по мотивам книги «Пиноккио» итальянского автора Карло Коллоди.

Находясь в эмиграции, Толстой начал работать над трилогией «Хождение по мукам», удостоенной Государственной премии СССР (1943). Первую Государственную премию получил за исторический роман «Петр I» (1941), над которой писатель трудился последние 16 лет жизни. Впоследствии Алексей Толстой все-таки вернулся на родину и стал очень популярным писателем в СССР. «Красный граф» — так называли советского писателя Алексея Николаевича Толстого. Бывший эмигрант и титулованный дворянин сумел не только преодолеть все преграды нового режима, но и стать любимцем и баловнем советской власти.

Произведения Алексея Толстого экранизированы. Некоторые, «Хромой барин» и «Хождение по мукам» - несколько раз. В основе фильмов «Формула любви», «Петр Первый», «Юность Петра», «Золотой ключик», «Аэлита», «Гиперболоид инженера Гарина» и «Детство Никиты» лежат произведения «советского графа». В 1944 году врачи поставили Алексею Толстому страшный диагноз: быстро прогрессирующий рак легкого. Он умер в феврале 1945 в Москве, не дожив до Победы. Похоронили Алексея Толстого на Новодевичьем кладбище, объявив государственный траур.

В ноябре 1959 года на родине А. Н. Толстого — в городе Пугачёве Саратовской области, в новом сквере на Топорковской улице, названном именем писателя, открыт памятник А. Н. Толстому работы С. Д. Меркурова.
Художественные маркированные конверты 1982 года. Толстой Алексей Николаевич
В 1965 году одна из улиц города Пушкина переименована в бульвар Алексея Толстого.
В январе 1983 года к 100-летию со дня рождения писателя был открыт мемориальный музей-усадьба А. Н. Толстого, расположенный по адресу: Самара, улица Фрунзе, 155. Здесь писатель летом 1901 года жил со своими родителями, сюда же приезжал он в годы учёбы в Санкт-Петербурге.
С 1983 года имя А. Н. Толстого носит Сызранский драматический театр.
В 1987 году открыт мемориальный музей-квартира А. Н. Толстого, расположенный по адресу: Москва, улица Спиридоновка, 2/6. Здесь писатель проживал с 1941 по 1945 год.

Мало кто знает, но в Саратове есть улица имени Михаила Булгакова, просто расположена она в полях Юго-Востока за ипподромом и только недавно начала застраиваться. И улица эта появилась неспроста, еще в 2015 году на здании бывшей губернской казенной палаты Саратова (Сакко и Ванцетти, 55) появился барельеф великого писателя М.А. Булгакова. На этом барельефе молодой Булгаков смотрит на зрителя как бы из окна, на подоконнике свернулся кот... Выше в медальоне изображение Татьяны Лаппа. На мемориальной доске надпись: «В юности писатель Михаил Булгаков, посещая Саратов в 1911-1917 годах, останавливался в этом доме, где жила его первая любовь Татьяна Лаппа».

Действительно, писателя с Саратовом связывали достаточно тесные связи. Документально подтверждено, что он был в нашем городе 4 раза. Впервые М. Булгаков приехал в Саратов в конце декабря 1911 в гости к своей будущей жене Т.Н. Лаппа. Ее отец был управляющим Казенной палаты, и семья Таси занимала квартиру в доме министерства финансов на углу улиц Вольской и Большой Кострижной. Во время экскурсий с Тасей по городу М. Булгаков достаточно хорошо изучил Саратов.

Осмотр города, прогулки по его заснеженным улицам с пояснениями Таси позволили Михаилу получить массу самых разнообразных впечатлений и достаточно подробно ознакомиться с Саратовом. Это был город новой формации, город с нескрываемой торговой “физиономией”. На его центральных площадях стояли гостиные дворы (старый и новый, еще в лесах), Верхний базар, толкучий рынок. Завершало торговую панораму города здание купеческой биржи, выстроенное под явным влиянием архитектуры римских триумфальных ворот. Странным была не эта явная дань классическому прошлому, а его функциональная нагрузка. Ворота не стояли отдельно, как полагалось им, и как их ставили древние римляне, или как, к примеру, стояли в том же Саратове Царские ворота. Нет, они были приставлены к зданию и составляли с ним какое-то необъяснимое целостное сооружение.
Однако главной целью его поездки было свидание с Тасей. Их молодой задор и крепнувшее чувство, по-видимому, не вызвали одобрения у родителей. Прежде всего, у ее отца. В неоконченной повести “Мне приснился сон...” писатель вспоминает свой разговор с Николаем Николаевичем. В повести героя обидел “один человек” и ему “захотелось уехать в тот город, где он жил, и вызвать его на дуэль”. “Один человек” — это, вероятно, Николай Николаевич, а “тот город” — Саратов. Поездка Михаила в Саратов зимой 1911—1912 годов не дала результатов, но летом 1912 года он всё же забирает Тасю из Саратова в Киев.

Летом 1912 года Михаил вновь появился в Саратове. Летняя поездка получилась удачной. В Киев Михаил уехал с Тасей. К этому времени она успела закончить гимназию. Но и в Киеве, как рассказывала нам Татьяна Николаевна, у нее произошел серьезный разговор с Варварой Михайловной. Михаилу вновь удалось убедить мать.

Уже в марте 1913 года студент и будущий врач Булгаков подал прошение на имя ректора о разрешении ему вступить в брак. Приподнятое настроение тех дней отразилось в одной строке повести “Мне приснился сон...”: “Блестящий, пышный год”. Это написано о 1913-м. Прошение было подано 26 марта, и на нем можно прочесть визу ректора: “Разрешаю”.

В 1914 году семья Булгаковых возвращается погостить в Саратов. Здесь их застает трагическое известие о начале войны с Германией. Первым днем мобилизации назначено 17 июня 1914 года. О возвращении молодых в Киев не могло быть и речи. Николай Николаевич и супруга его Евгения Викторовна в один голос заявили: “Вас ничто не должно касаться! Отдыхайте, набирайтесь сил. У вас все еще впереди. Неизвестно, как сложатся обстоятельства дальше!”

24 августа на нижнем этаже Казенной палаты (ныне здание Областного совета федерации независимых профсоюзов) был открыт лазарет, который курировал известный врач, первый ректор Саратовского университета Василий Разумовский. Сегодня трудно с точностью определить, какие комнаты выделили под лазарет в Казенной палате. Достоверно известно: находились они в первом этаже здания, и, по всей вероятности, в той его части, которая окнами глядела на Вольскую улицу. Весь лазарет состоял из двух просторных палат, на десять коек каждая, кухни и перевязочной… Евгения Викторовна Лаппа согласилась заведовать лазаретом.

В этом лазарете студент-медик Михаил Булгаков прошел свою первую лечебную практику Он ежедневно проводил здесь по несколько часов, несмотря на то, что не был в официальном списке медперсонала. Однако вскоре в связи с начавшимися занятиями в университете Булгаков возвращается обратно в Киев.

В феврале 1917 года Булгаков снова посещает Саратов, точно так же, как три года назад, застало его в городе на Волге известие о начале войны, на этот раз, 1 марта, взволнованный Николай Николаевич Лаппа сообщает ему о свержении царя. И снова на улицах толпы людей, митинги, демонстрации...

Последний раз Булгаков посетил Саратов в конце 1917 года. Предположительно поездку пришлось предпринять по просьбе родителей жены. Николаю Николаевичу удалось решить вопрос о переезде в Москву и работе там. Часть ценных вещей и имущества решили отдать дочери. Поездка оказалась нелегкой. На каждой станции поезд стоял по три-четыре часа, составы осаждали толпы возвращавшихся с фронта солдат. В Саратове с наступлением сумерек люди опасались выходить из домов. Участились случаи грабежей, разбоя. В письме сестре Наде из Вязьмы от 31 декабря 1917 года Булгаков писал: “Недавно в поездке в Москву и Саратов мне пришлось видеть воочию то, что больше я не хотел бы видеть. Я видел, как толпы бьют стекла в поездах, видел, как бьют людей. Видел разрушенные и обгоревшие дома в Москве. Видел голодные хвосты у лавок, затравленных и жалких офицеров...”

Брак с Лаппой был недолговечным – в 1924 году они развелись, и Булгаков почти сразу же женился на Любови Белозёрской. Сама же Татьяна Лаппа не ушла безвозвратно из творчества Булгакова, став прототипом Анны Кирилловны в рассказе «Морфий». Вполне возможно, не будь ее, ни этого, ни других рассказов и романов у Булгакова не появилось бы – она и спасала его от морфинизма.

Суровое время, превратившее всю Россию в поле жестоких сражений, в арену борьбы молодой Республики Советов против белобандитов и Антанты, не пощадило близких первой жены М.А. Булгакова Татьяны Николаевны. Ее отец, Николай Николаевич, недолго проработав в Наркомфине, умер от разрыва сердца. Из четверых его сыновей к двадцатому году в живых не осталось никого. Более милостивой оказалась судьба к представительницам женской половины этой семьи, хотя жизненных невзгод хватило и на их долю. Евгения Викторовна Лаппа скончалась в 1963 году, два года спустя умерла ее дочь Софья Николаевна.

Последней ушла из жизни Татьяна Николаевна, Тася, как любил называть ее М.А. Булгаков…

В августе 1925 года корреспондент газеты «Гудок» Илья Арнольдович Ильф (имя при рождении — Иехиел-Лейб Арьевич Файнзильберг) отправился на агитационном пароходе «Герцен» по Волге. Поездка освещала тираж IV крестьянского выигрышного займа. В числе городов, в которых побывал писатель, был и Саратов. В «Золотом телёнке» в отличие от «12 стульев» авторы Илья Ильф и Евгений Петров указывают вымышленные названия городов, что оставляет полёт для фантазии краеведам различных регионов. Учитывая факт пребывание Ильи Ильфа в Саратове, — саратовские краеведы считают, что город Арбатов из «Золотого телёнка"во многом списан с Саратова образца 1925 года.

Приключения Остапа в Арбатове начинаются с того, что он выходит из здания вокзала, видит огромную лужу и говорит: "Да, это не Рио-де-Жанейро". Огромная лужа на площади перед саратовским вокзалом существовала на самом деле и не пересыхала месяцами.

Не теряя времени, комбинатор отправляется сразу же брать быка за рога - он отправляется в исполком, где знакомится с председателем - главой края. Перед посещением местной администрации, Остап проходит через Бульвар Молодых Дарований:
"Пройдя под фанерной аркой со свежим известковым лозунгом: «Привет 5й окружной конференции женщин и девушек», он очутился у начала длинной аллеи, именовавшейся Бульваром Молодых Дарований.
Почти на всех скамьях Бульвара Молодых Дарований сидели одинокие девицы с раскрытыми книжками в руках".
Саратовский сад «Липки» всегда называли бульваром. Во времена Ильфа на его скамейках часто сидели студенты музыкального училища и учащиеся музыкальной школы — чем не «Бульвар Молодых Дарований»?

Музыкальная школа располагалась в двухэтажном здание которое находилось на месте нынешнего издательства Слово. Дальше Остап видит музыкальный техникум. В 1920-х годах саратовская консерватория была понижена и с 1924 по 1935 год здесь размещался музыкальный техникум.

Пройдя через Липки Остап подошел к зданию исполкома, по видимому к Дому Офицеров, после революции в освободившемся здании в марте 1918 года был открыт Народный дом. В Саратове городской совет был общественной организацией и не имел своего здания, сессии его проводились в Народном дворце. Здесь проводился тираж лотереи, на котором присутствовал Ильф. Именно здесь по мнению саратовских краеведов и встретились сыновья лейтенанта Шмидта Балаганов и Бендер, отсюда и вынесли торжественно Паниковского.

Книжное описание главы исполкома совпадает с описанием настоящего главы нашего региона в то время, с ним Ильф встречался по мере дел займа. "Председатель, черноглазый большеголовый человек в синем пиджаке и таких же брюках, заправленных в сапоги на высоких скороходовских каблучках, посмотрел на посетителя довольно рассеянно..."

Известный факт, что в Саратове существовал торговый дом Шмидтов. Согласно черновикам романа, количество детей лейтенанта Шмидта было 7, столько же было и братьев Шмидт в Саратове. Также существовал в Саратове и бизнесмен Андрей Бендер, его магазин находился напротив Театральной площади, где сейчас находится городская администрация. Вывеска его магазина была хорошо видно вплоть до 1980-х гг.

"Бендер и Балаганов, не сговариваясь, быстро пошли в сторону от исполкома. По главной улице на раздвинутых крестьянских ходах везли длинную синюю рельсу. Такой звон и пенье стояли на главной улице, будто возчик в рыбачьей брезентовой прозодежде вез не рельсу, а оглушительную музыкальную ноту."
Сейчас проспект Столыпина (Кирова) — пешеходная зона, которую жители Саратова ласково называют «Саратовский Арбат», а когда Ильф был в Саратове, то по ней ходил трамвай № 6 «Вокзал -Волга».

На первом этаже гостиницы «Россия», расположенной на солнечной стороне, был магазин наглядных пособий. Летом 1925 года магазин наглядных пособий перебрался на первый этаж гостиницы «Астория» (ныне гостиница «Волга»).
«Солнце ломилось в стеклянную витрину магазина наглядных пособий, где над глобусами, черепами и картонной, весело раскрашенной печенью пьяницы дружески обнимались два скелета». («Золотой теленок»)

В гостинице во время приезда Ильфа размещалась редакция газеты «Саратовские известия». В этой газете была опубликована его заметка или как бы сказали в наше время — анонс предстоящего мероприятия — под названием «Тиражом к деревне».

"Затем, один за другим, расположились подряд три магазина духовых инструментов, мандолин и басовых балалаек." Один из музыкальных магазинов просуществовал до середины века. Здесь продавались помимо инструментов различные ноты и песенники. Сейчас на его месте обычный магазин одежды. Еще один магазин находился в здании нынешней консерватории, а вот третьему не повезло. Здание, где находился магазин В. Ф. Караваева «Музыка. Ноты, гитары, мандолины, балалайки, домры, струны», было снесено, сейчас на его месте находится площадь с фонтаном.

А совсем рядом была вывеска: «Артель „Гравер“, штемпеля, печати и типографские работы»
«В бедном окне мастерской штемпелей и печатей наибольшее место занимали эмалированные дощечки…» («Золотой теленок»)
Здание сохранилось, находится справа от гостиницы «Волга». В нём располагаются магазины и кафе, теперь никто здесь не занимается гравировкой, штемпелями и печатями.

После встречи Бендера и Балаганова и разыгранной ими встречи братьев, они отправляются в ресторан. Да, Бендеру выдали талоны на питание в столовой "Бывший друг желудка", но Остап и Шура не пошли туда есть, т.к. кормили там ужасно.
"На дверях столовой «Бывший друг желудка» висел большой замок, покрытый не то ржавчиной, не то гречневой кашей."
В Саратове на самом деле была подобная столовая, в 1925 году здесь размещалась столовая Общества друзей беспризорного ребёнка, в простонародье «Друг ребёнка». Кормили там на самом деле ужасно и поэтому очень скоро в народе ее прозвали "Бывший друг желудка".

"...братья пообедали в летнем кооперативном саду «Искра», где особые плакаты извещали граждан о последнем арбатовском нововведении в области народного питания: Пиво отпускается только членам профсоюза."
"На высокой задней стене ресторанного сада были нарисованы деревья, густолиственные и ровные, как на картинке в хрестоматии. Настоящих деревьев в саду не было, но тень, падающая от стены, давала живительную прохладу и вполне удовлетворяла граждан».
Сидели Шура и Остап в ресторане в саду Очкина, очень известное место в Саратове театр Очкина. В середине двадцатых годов здесь прямо на стене были для красоты и из-за отсутствия живой зелени были изображены два синих силуэта деревьев: слева большое, а рядом совсем молоденькое, сильно наклонившееся «под ветром». Сейчас на месте сгоревшего Летнего сада «Ренессанс» (сада Очкина) находится здание филармонии и застроенный гаражами и зданиями двор, но находился ресторан прямо напротив Липок.

Сидя в ресторане, они замечают и Паниковского, который шел в исполком и в скором времени был оттуда выкинут. Обратите внимание, что там упоминается и портал на входе в здание, который есть и на Доме Офицеров. Сразу же после этого еще раз упоминаются Липки, т.к. Паниковский "скрывается в тени августейших лип". Дело в том, что в честь 300-летия фамилии Романовых, сад Липки назвали Александровским бульваром.

Еще одна отсылка к Саратову была сделана авторами в первом издании "Золотого теленка". Дело в том, что Шура Балаганов проводит своеобразный съезд мошенников, которые делят между собой территорию Советского государства. Они кидают жребий и Паниковскому выпадает «бесплодная и мстительная Республика немцев Поволжья», а Балаганову — «золотой Арбатовский участок, примыкавший к Республике немцев», которая, как известно, находилась в Энгельсском районе Саратовской области, в степном, засушливом левобережье.

Был в Саратове и прототип Адама Козлевича, хозяина и водителя "Антилопы Гну". В Саратове жил человек Захарий Иванович Иванов. Он был владельцем целого автопарка - у него насчитывалось около 12 машин. По свидетельству его современников, Захарий Иванов даже как-то собрал автомобиль из деталей, найденных на свалке (помните фразу "Посмотрите, Шура, что можно сделать из обычной машинки Зингер?"). Гараж Иванова до сих пор сохранился - оно находится около Главпочты и на нем красивый барельеф с автомобилем.

"К воротам сада, непрерывно ахая и стреляя, подъехал зеленый автомобиль, на дверце которого была выведена белая дугообразная надпись: «Эх, прокачу!» Ниже помещались условия прогулок на веселой машине. В час – три рубля. За конец – по соглашению. Пассажиров в машине не было.
Посетители сада тревожно зашептались. Минут пять шофер просительно смотрел через решетку сада и, потеряв, видно, надежду заполучить пассажира, вызывающе крикнул:– Такси свободен! Прошу садиться!"
"За год до того как Паниковский нарушил конвенцию, проникнув в чужой эксплуатационный участок, в городе Арбатове появился первый автомобиль. Основоположником автомобильного дела был шофер по фамилии Козлевич.
После двух лет работы в одном из московских гаражей он купил по случаю такой старый автомобиль, что появление его на рынке можно было объяснить только ликвидацией автомобильного музея.
Граждане далеко обходили Спасо-Кооперативную площадь, на которой Козлевич водрузил полосатый столб с табличкой: «Биржа автомобилей»."

Первым автомобилем Саратова был «De Dion Bouton Model D», появившийся в городе в 1900 году благодаря графу Нессельроде, который привез в Саратов первый автомобиль. На этой машине граф участвовал в автопробеге «Саратов- Уральск-Саратов» в 1909 году. Рассказывают, что Нессельроде подарил несколько автомобилей Захарию Иванову. Но пришла революция и Иванов из хозяина стал наёмным работником, а после закрытия автогаража в 1925 году стал заниматься извозом на автомобиле «Lorraine-Dietrich». На площади Чернышевского тогда памятника Чернышевскому еще не было. Рядом с биржей извозчиков стоял полосатый столб с надписью «Биржа автомобилей». Вот тогда с Ивановым и познакомился Илья Ильф. Сохранилась байка про Иванова. Клиентов было мало, Захарий Иванов частенько, прикрыв глаза, дремал. Для любопытных, желающих только поболтать, он на дверце написал: «До Волги — один рубль, до вокзала — два рубля, до Первой Дачной — три рубля».

«Последней его жертвой пало филиальное отделение областной киноорганизации, снимавшее в Арбатове исторический фильм «Стенька Разин и княжна».
Конечно Поволжское областное отделение Пролеткино не совсем филиального отделение, но в принципе суть та же самая. А размещалось оно во дворе дома № 7 по улице Республики.

Зеленая „Антилопа“, скрипя всеми своими частями, промчалась по внешнему проезду Бульвара Молодых Дарований и вылетела на рыночную площадь».
Когда то единственный автомобиль, несшийся по улице Радищева, был одинок, а вот рыночная площадь, ныне Театральная стала пешеходной.

Конечно, в придуманном городе всё не может совпадать с реальным городом. Саратов был в те времена большим городом, с крупной железнодорожной станцией, мимо которой не пролетали поезда как в Арбатове, да и театр был не один. В эти версии невозможно не верить, достаточно лишь взглянуть в лица саратовцев. Уверяю, нигде в мире вы не встретите такую «хитринку» во взгляде.

Создатель трех мушкетеров и графа Монте-Кристо своим присутствием почтил Саратов 8 октября 1858 года во время длительного путешествия по городам России. Он писал о России: «Это было одно из лучших путешествий за всю мою жизнь». Долгое время Дюма-отец не мог попасть в нашу страну, так как его произведения были под запретом. Только после смерти Николая I и после восшествия на престол Александра II, великому романисту разрешили посетить Россию. Но только под надзором, о котором сам писатель уведомлен не был. Именно поэтому в Третьем отделении в июле 1858 г. было начато дело №125 «Об учреждении надзора за французским подданным, писателем Александром Дюма», а в провинции были отправлены предписания, обязывающие «учредить за действиями его секретное наблюдение и о том, что замечено будет, донести».

Поэтому посещение Дюма России вообще и Саратова в частности достаточно детализировано, благодаря… царской охранке. Так чем же была вызвана тотальная слежка за путешествием писателя по России? Все объясняется достаточно просто. В 1840 г. в свет вышел очередной роман писателя, который назывался «Записки учителя фехтования или 18 месяцев в Санкт-Петербурге». В романе рассказывалось о любви между русским декабристом Анненковым и француженкой Полиной Гебль. Полина Гебль стала впоследствии женой Анненкова и последовала за ним в Сибирь, поэтому подобные сюжеты в России были запрещены. Кстати, автор в своем романе достаточно вольготно обращался с историческими фактами, что подтвердила впоследствии и сама Полина Гебль.

Отправной точкой маршрута стал Санкт-Петербург. Затем Дюма отправился в Москву, путешествовал по Волге, посетил Углич, Нижний Новгород, Казань, Саратов, Астрахань, Баку, Тифлис. Свои впечатления от поездки по нашей стране он описал в книге «В России (от Парижа до Астрахани)».

Саратову писатель посвятил более шести страниц, а провел он здесь всего два дня — причем, вынужденно. На пароход «Нахимов», на котором путешествовал Дюма, грузили товары. 8 октября 1858 года к саратовской пристани пришвартовался пароход «Нахимов». С него сошли двое мужчин. Один из них – полный, с густой шевелюрой, улыбающийся мсье. Это знаменитый романист Александр Дюма, который внимательно вслушивался в говор толпы. Его спутник Калино, выполняющий функции переводчика, был недоволен изморосью и невероятной грязью на улице.

В своей книге Дюма писал: «Через три дня после отъезда из Казани мы прибыли в Саратов. Капитану предстояла погрузка, и он предупредил нас, что очень даже может задержаться на день-два. Это было довольно грустно. Мы не имели писем в Саратов, никого там, естественно, не знали; предстояло испытать смертельную скуку в течение этих двух дней. С другой стороны, имея в запасе пару дней, которыми мы могли распорядиться, как сочтём нужным».

Даже погода подчёркивала «грустный вид этой страны». Она была пасмурной, а дорога не доставляла большого удовольствия писателю, и тот подумал о том, что это будут самые серые дни в его жизни.

«Не забывайте: судьба нас закинула в город, до которого не дошли солдаты Наполеона. А вот мы – тут». Они подозвали извозчика и отправились на поиски родной французской души в российском губернском городе. Кучер повёз гостей по улице Московской. Одна из главных улиц Саратова – Московская – уже в то время была основной, центральной в городе.

От скуки известного писателя спасла француженка - владелица модного магазина Аделаида Сервье, который помещался на нынешней Московской. Семья французов Сервье держала торговую лавку в собственном доме, который находился на Московской, на участке между улицами Радищева и Горького, ближе к зданию Биржи, в котором сейчас располагается Поволжский институт управления.

Александр Дюма-отец отмечал в своей книге, что «через час блуждания по ужасной мостовой, по топким улицам Саратова – южное солнце растапливало утреннюю грязь. Со всем этим не на что было тратить полтора дня, но, подняв нос, я прочёл вдруг на вывеске: "Adelaide Servieux" - "Аделаид Сервье".

– А! – сказал я. – Мы спасены, дружище. Здесь есть француженки или, по меньшей мере, одна француженка.

И я устремился в магазин, который был магазином белья. На шум, что я произвёл, открывая дверь, из соседней комнаты вышла молодая особа парижской внешности, с привлекательной улыбкой губ».

Внимательно посмотрев на вошедшего, она начинает радостно смеяться узнаёт гостя. По случаю знакомства Дюма предлагает обняться, что, по его мнению, позволительно в тысяче лье от Франции. Мадам Сервье не возражает, но перед тем, как подставить щёчки, зовет мужа: пусть и он порадуется этой неожиданной встрече.

"Она посмотрела на меня со вниманием и засмеялась.
- Смотря по характеру и профессии, - ответила мне она. – Если это моравский брат, то читают проповедь, если коммивояжер, то предлагают товары; если это месье Александр Дюма, то ищут соотечественников, обедают с ними и, клянусь, имея соображение, заботятся, чтобы время казалось короче.
После этого стало видно, что эти два дня могут оказаться лучшими из всего путешествия. Маленький парижский бельевой магазин с его очаровательной атмосферой цивилизовал этот угол полурусской-полутатарской земли".
"В России (От Парижа до Астрахани"

Супруги Сервье пригласили писателя на обед, Дюма шутливо заявил, что обязательно будет готовить сам, так как хозяева непременно «испортились» в России. Узнав, что они здесь всего три года, он изменил своё решение: «В таком случае я доверяюсь вам: не так давно вы покинули Францию, чтобы утратить традиции её кухни».

"Мы вошли и стали болтать. Среди болтовни кое-что вспомнилось.
― Вы что-то тихо сказали вашему мужу; что вы ему сказали?
― Просила его предупредить двоих из наших друзей.
― Французов или русских?
― Русских.
― О-ля-ля! Я почуял предательство; а кто они, ваши друзья?
― Один ― князь, это его социальное положение; другая ― поэтесса, это ее интеллектуальное положение.
― Женщина-поэт, дорогая моя! Нам сейчас явится самолюбие, ждущее ласки; а это все равно, что гладить дикобраза."
"В России (От Парижа до Астрахани"

Вскоре появляется один из знакомых четы Сервье — князь Лобанов с просьбой представить его месье Дюма. Оказывается, он узнал о прибытии знаменитого француза от саратовского полицеймейстера. Затем в комнату входит маленькая женщина 28 — 30 лет с живыми глазами и быстрой речью — мадам Зинаида. Она подходит прямо к писателю и восклицает, протягивая ему руку:
— Ах, это вы! Наконец-то. Мы знали, что вы в России, но невозможно было предположить, что вы когда-нибудь приедете в Саратов. Иначе говоря — на край света! И вот вы здесь. Добро пожаловать.

Стихи мадам Зинаиды понравились Дюма. В книге о путешествии в Россию писатель помещает в собственном переводе два ее стихотворения — «Метель» и «Умирающая звезда»— со следующим обращением к читателям: «Взгляните на карту, отыщите там Саратов и убедитесь, как далеко от нашей цивилизации рождены эти два цветка Севера, орошенные ледяными водами Волги и овеянные ветрами Урала».

В гостях у Сервье месье Дюма провёл весь вечер, здесь писатель познакомился с полицмейстером Позняком. Как ни странно, данная встреча оказалась приятной для писателя. Полицмейстеру Позняку было поручено следить за месье Дюма. Он знал, что писатель любил оружие, поэтому подарил ему кавказский пистолет с гравированным стволом и рукоятью из слоновой кости, инкрустированной золотом.

Этот вечер француз провёл в гостях у соотечественников, впервые он попробовал волжского осетра. На следующий день Позняк продолжил знакомство господина с городом.

Наблюдение за Дюма велось и в Саратове. Вот что написано в донесении генерал-лейтенанта Львова (начальника 7 корпуса жандармов), адресованному шефу жандармов и главному начальнику III отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии генерал-адьютанту и кавалеру князю Долгорукому I:
"Дюма отправился к в магазин француза Сервье, торгующего дамскими уборами, куда вскоре приехал саратовский полицмейстер майор Позняк и пробыл тут, пока Дюма пил кофе и ел приготовленную для него рыбу, а в 8 часов вечера г. Дюма возвратился обратно на пароход. На другой день в 10 часов утра были у Дюма на пароходе чиновник состоящий при саратовском губернаторе, князь Лобанов-Ростовский и полицмейстер Позняк с которым Дюма ездя по Саратову заезжал к фотографу, снял там с себя портрет подарил его Позняку и потом отправился обедать к нему; тут же были: председатель Саратовской казенной палаты статский советник Ган, полковник, служащий в VII округе путей сообщения Терме и князь Лобанов-Ростовский. После обеда Дюма при сопровождении вышеозначенных лиц отправился на пароход и в 5 часов вечера отплыл в Астрахань (откуда я донесения еще не получал). Разговор г. Дюма вел самый скромный и заключался большей частью в расспрашивании о саратовской торговле, рыбном богатстве реки Волги и разной промышленности саратовских купцов и тому подобном".

Супруги Аделаида и Эдуард Сервье, разумеется, не относились к сливкам саратовского общества. В Саратове они оказались в 1855 году. Эдуард занялся парикмахерским делом, его жена держала модный магазин. Вскоре, однако, мсье и мадам Сервье нашли еще одно поле деятельности, на котором и сделали, как выразился бы наш современник, себе имя: купили загородный сад Фёдора Осиповича Шехтеля. В этом саду находился небольшой уютный летний театр, где выступали многие видные актеры: В.Н. Давыдов, П.М. Медведев, П.А. Стрепетова, М.Г. Савина, В.Н. Андреев-Бурлак и другие.

Сад был назван по фамилии супругов - сад Сервье. Спектакли ставились с большим успехом, а сад горожане полюбили едва ли не больше театра. Вечером он освещался цветными фонариками. Здесь же, среди деревьев, можно было перекусить в небольшом ресторанчике, а слух услаждали звуки оркестра. В саду хорошо отдохнуть, потанцевать, посмотреть иллюминацию. Наступил двадцатый век. Умерли, так и не вернувшись во Францию, супруги Сервье. Эдуард Сервье умер в 1888 году, Аделаида — в 1896-м. Театр и сад давно перешли в другие руки, новое поколение актеров показывало на его сцене свое искусство, а в Саратове по-прежнему бытовало название «сад Сервье».

Очерки А. Дюма, описывающие его многомесячное путешествие по России, пользовались большим успехом у современников. Материалы публиковались в журналах, не раз выходили отдельными книгами, причём не только во Франции. Саратову Дюма посвятил лишь несколько страничек. Кажется, что эти впечатления мимолетны, но они оставили след в истории нашего города. Дюма тоже был в восторге то ли от анисовой, то ли от яблочневой водки, которую он попробовал в Саратове. Его восторг о саратовском гостеприимстве он перенес и на страницы «Графа Монте-Кристо». Вспомните сцену званного ужина у графа – к столу там подают волжского осетра, которого Дюма впервые попробовал именно в Саратове.

Про пребывание писателя в Саратове существует даже анекдот. Правда это или вымысел, сейчас уже не скажет никто:

Дюма в Саратове решил посетить одну книжную лавку, но хозяин лавки уже знал о том, что великий романист в Саратове и вполне может к нему заглянуть. Хозяин решил сделать Дюма приятное – он выложил на прилавок только его книги. И писатель действительно зашёл в эту лавку. Осмотрев ассортимент, Дюма спросил у хозяина: «А где книги других писателей?» Хозяин очень растерялся и ляпнул первое, что пришло ему в голову: «А остальные книги раскупили!».